Единоверие как проект

Раскол XVII в. – это точка вхождения России в эпоху модерна, хотя и затянувшегося вхождения, затянувшегося прежде всего вследствие сохранения Царской власти. Теоретически, Февраль должен был произойти сразу же за собором 1666-1667 гг., но, по различным обстоятельствам, этот процесс шел по земным меркам достаточно медленно. Онтологическим основанием выхода России из «града ограждения» Московского царства стало вхождение ее в линейное время Запада, прежде всего через замену в Символе веры произнесения «егоже Царствию несть конца» (по-древлеправославному) на «егоже Царствию не будет конца». Через эту замену в конечном счете произошло внутреннее соглашение Русской Церкви с основной идеей модерна – идеей прогресса.

Это вхождение, естественно, сопровождалось «зачисткой» – староверы уничтожались, или, в лучшем случае, были отнесены на периферию общества. Сам раскол фактически привел к появлению внутри русского народа двух народов – никониян и старообрядцев (староверов). Как ни странно, но знаменитая идея Ленина о двух культурах внутри одной национальной культуры, высказанная им в годы революции, - это искаженное отражение реального факта существования двух народов в рамках русского народа. В слово «никониянство» автор этих строк не вкладывает никаких отрицательных и вообще оценочных коннотаций – речь идет просто о факте.

Следует остановиться на нескольких явлениях: на исторической неправде и одновременно правде никониянства, и исторической правде и одновременно неправде старообрядчества, для того, чтобы потом можно было бы говорить о возможном выходе.

Историческая неправда никониянства

• Разделение догмата, таинства и обряда как основ церковной жизни. Признание определенных сторон жизни, прежде т.н. обряда (на самом деле, чина) чем-то нейтральным по отношению к догмату, что, на самом деле, является важнейшей чертой римо-католической теологии.

• Обмирщение церковной жизни в целом как таковой, от обливательного крещения до партесного пения и живописной иконописи. Превращение богослужения в своеобразное оглавление к богослужению.

• Благословение принципиально не благословляемого: в XVIII в. это был театр, сегодня это, прежде всего, банковский процент и банковский капитал.

• Католические и протестантские влияния, и затем постепенное внедрение т.н. «общехристианской» и экуменической идеологии.

Историческая правда никониянства.

• Сохранение апостольского преемства в Церкви

• Превращение никониянской Церкви в народную Церковь, что позволяло уравновешивать жесткую прозападную керигму никониянства народным православием, несущим в себе русский народный миф. Очень часто это происходило вопреки воле никониянского духовенства. В частности, в среде старообрядцев принято теперь критиковать почитание блаж. Матроны Московской, это известный спор. Однако, как бы не относиться к этому, подобное явление на самом деле относится к числу сильных сторон никониянства, а именно к его народности. Неслучайна такая же враждебность к подобным вещам никониянских ревнителей т.н. «просто христианства».

Историческая правда старообрядчества.

• Безусловное полное сохранение не только православной догматики, но и всей православной традиции в ее полноте. Причем старообрядцы, стоя на позициях чистого охранительства, иногда сами не понимают, какие богословские, философские и другие сокровища заложены в т.н. старом обряде. Вопрос о «Царствии несть конца» или «Царствию не будет конца» - это один из наиболее характерных примеров. Этот вопрос имеет богатейшее философское содержание.

• Выработанный веками иммунитет против апостасийных проявлений модерна.

• Недостающая русскому народу в целом привычка к дисциплине, трудовая этика и т.д.

Исторические недостатки старообрядчества.

• Разделение на множество толков и согласий.

• Отказ от почитания послераскольных русских святых, многие из которых несли и по смерти несут особую миссию за русскую державу – прежде всего прп. Серафима Саровского и Царственных Мучеников.

• Определенное восприятие психологии «малого народа», в широком смысле слова.

• Своеобразное вайшьянство, наклонность к капиталистическим отношениям. Впрочем, старообрядчество в этом, на самом деле, менее всего виновно, т.к. исторически государство не оставляло ревнителям древлего благочестия возможности для государственной и военной карьеры. Надо сказать, что расхожее «черносотенное» представление о том, что старообрядчество в союзе с еврейством работало на свержение Русских Царей – крайне ограниченно и односторонне, хотя определенная доля правды в этом есть. В свержении последнего Императора, Царя-Мученика Николая II на равных участвовали и старообрядцы, и никониянский епископат. Причем если первых часто вдохновляла идея исторической мести Романовым, то вторых – мечта о «свободной Церкви в свободном государстве» (такая формула бытовала перед Февралем), или о первохристиянской Церкви в доконстантинову эпоху, или даже о библейской эпохе Судей, когда «не было царя во Израиле». В результате историческое возмездие в 1920-е и первой половине 1930-х гг. в одинаковой степени постигло, можно сказать, накрыло тех и других.

Сегодня, в наступившей ситуации постмодерна, всеобщего растворения, растворения, совершенно очевидно, что и старообрядчество и никониянство стоят перед одной угрозой, одним вызовом. Все худшие черты того и другого теперь угрожают тому и другому изнутри. Экуменический вызов заключается в различных формах объединения Православия с т.н. инославием, прежде всего с католицизмом. Ему может быть противопоставлено только твердое единство самого Православия.

Единоверие, возникшее в 1800 г. после указа Императора Павла, и заключавшееся в допущении старого обряда в лоне господствующей Церкви, вначале имело двойственную природу. Если Император Павел всерьез думал о преодолении раскола, то синодальное духовенство, прежде всего Митрополит Московский Платон, стремились к созданию полицейского проекта по подчинению старообрядцев.

В XIX столетии эта тенденция была господствующей. Она действительно на долгие годы оттолкнула старообрядцев от единоверия, а в среде никониян породило отношение к своим братьям-единоверцам как к «православным второго сорта», «полураскольникам».

В то же время, трудами выдающихся академических ученых конца века, отношение к древнему русскому благочестию как к чему-то ущербному было поколеблено. Возникает движение за снятие клятв собора 1666-1667 гг., что было осуществлено только в 1971 г. В связи с этим хочу обратить особое внимание на роль в этом событии выдающегося архипастыря, Митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима.

В начале XX в. единоверие, как и старообрядчество, переживает расцвет. Можно вспомнить о таких архиереях как свщмч. Андрей, князь Ухтомский, епископ Уфимский, свщмч. Симон (Шлеев), которые оставили действительно серьезный вклад. Об их деятельности сегодня много пишут и говорят. Но в то же время нельзя забывать и о роли Царя-Мученика, по чьей инициативе в 1909 г. было осуществлено повторное прославление преподобной княгини-инокини Анны Кашинской, в свое время деканонизированной никониянским духовенством. Это прославление стало подлинным древлеправославным торжеством, в ходе которого вся полнота Русской Церкви молилась древним чином. После него именно единоверие стало знаменем возрождения Святой Руси, и шло в одном ряду с идеями Земского собора при Государе, с идеями народного представительства по образу Московской Руси. Помешала война и последовавший за ней Февраль. Современное единоверие воспринимает преемство прежде всего, действительно от единоверия начала XX в. Оно высоко ценит как полноту канонического общения с Русским и Вселенским Православием, так и собственную полноценную укорененность в дораскольной традиции. Единоверие не один из многих старообрядческих согласов, но совершенно иное явление. Здесь не может быть места ни утрате полноты церковной жизни, ни, с другой стороны, психологии «малого народа» - двум основным бедам двух течений в русском Православии.

Единоверческие приходы – это острова Святой Руси, с которых может и должно начаться ее возрождение. Единоверие хранит память о дораскольной государственности в ее полноте. Так, например, можно констатировать, что любые попытки новообрядной канонизации блгв. Царя Иоанна Васильевича Грозного в рамках никониянского обряда пародийны, и будут пародийными постольку, поскольку утрачено само молитвенное общение с этим Царем, общий молитвенный ритм с ним, без чего невозможно и полноценное понимание его места в истории.

Единоверие лишено многих видов «прелести», в которые впадает никониянство, в частности это касается т.н. младостарчества. Единоверие трезво и разумно относится и к супружеству, и к иночеству одновременно. Единоверие восстанавливает традиционное место церковной общины в церковной жизни, без придания общине харизматических протестантских черт, наблюдаемых, например, у тех же «кочетковцев». Что особенно важно в условиях постмодерна, единоверие создает истинно православный стиль на фоне безстильности никониянства. Единоверческое богослужение, так сказать, энергийно одолевает разрушительный потенциал т.н. субкультур, в том числе рок-культуры. Но самое главное в том, что единоверие, не противопоставляя себя никониянству, хранит подлинную память, которая совершенно неожиданно, в решающей ситуации, может оказаться тем засадным полком Куликовской битвы, который окажется решающим в «восстании против современного мира». На мой взгляд, можно безо всяких преувеличений утверждать, что именно русское старообрядное Единоверие и есть Православие XXI века.